Вольский Н.Н.

Новосибирск, 1996
(Текст дается по изданию:Вольский Н.Н. Легкое чтение.
Работы по теории и истории детективного жанра. Новосибирск, 2006)

www.ruthenia.ru/volsky

Если ты ещё не дошёл до той степени, когда тебе представляются
две истины противоречащими одна другой, ты ещё не начинал мыслить.

Лев Толстой

Введение

1. Детектив. Определение жанра и некоторые особенности его поэтики

2. Логика. Логическое мышление как главный герой детектива

3. Диалектика. Загадка как диалектическое противоречие

4. Заключительное определение детектива

5. Лестрейд, доктор Уотсон и Шерлок Холмс как олицетворение трёх уровней познания (догматизм, скептицизм, диалектика)

6. Диалектика "открытия" и диалектика "изобретения": два типа детективного сюжета

7. Диалектика "явления" и "сущности" в детективе

8. Категории "бытия" и "небытия" в детективе

9. Диалектическая теория истины. Истина как плодотворность

10. Ценность диалектики как метода

Послесловие

Введение

В этой предлагаемой вашему вниманию небольшой книжке автором сделана попытка проанализировать детектив, как особый жанр художественной литературы, с несколько неожиданной, на первый взгляд, точки зрения. А именно, выяснить роль диалектической логики в построении детективного сюжета.

С одной стороны, в этой книге я пытаюсь показать, в чём состоит специфика детектива, как литературного жанра, и в какой-то мере "реабилитировать" этот вид литературы, часто третируемый как примитивное, низкопробное чтиво, предназначенное для туповатой и непросвещённой публики. На мой взгляд, такое мнение связано с непониманием особенностей поэтики детектива и основывается на оценке детективных произведений с точки зрения эстетических критериев, выработанных для других жанров и совершенно неприменимых в отношении детективов.

Эти негативные оценки детективов (не конкретного детективного романа, а жанра в целом), высказываемые от имени "высокой" литературы, не принимают во внимание того, что любящий детективы читатель ждёт от них удовлетворения особой интеллектуальной потребности, которую не могут удовлетворить произведения других жанров и которая служит основой для эстетической оценки произведения как "хорошего (или плохого) детектива". Как говорит по этому поводу Честертон, если читатель хочет иметь зонтик, то он скорее смирится с плохим зонтиком, чем с хорошим телескопом, сколько ему не доказывай, что в зонтик не разглядишь луну и звезды.

Чтобы понять, почему книги, стилистически неинтересные, написанные стёртым, не блещущим оригинальностью языком, не позволяющим отличить одного автора от другого, населённые стандартными, переходящими из книги в книгу неразвивающимися персонажами, и вообще по этим меркам находящиеся практически за пределами "настоящей литературы", могут нравиться таким людям, как Честертон, и другим обладающим хорошим литературным вкусом читателям, необходимо выяснить, в чём же состоят реальные литературные достоинства детектива, позволяющие читателю не обращать внимания на вышеперечисленные изъяны, которые в плоскости детектива перестают быть эстетически значимыми и даже могут быть необходимыми для построения хорошего детективного сюжета.

Я предполагаю, что детектив даёт читателю редкую возможность воспользоваться своими способностями к диалектическому мышлению, применить на практике (пусть и в искусственных условиях интеллектуальной забавы) ту часть своего духовного потенциала, которую Гегель называет "спекулятивным разумом" и которая, будучи присущей каждому разумному человеку, почти не находит применения в нашей обыденной жизни. Именно с этой точки зрения вполне просвещённые читатели могут дать высокую эстетическую оценку произведениям детективного жанра, а испытываемое читателем специфическое интеллектуальное удовольствие, возникающее у него при демонстрации диалектического снятия противоречия, на котором строился детективный сюжет, объясняет широкую популярность этого жанра. Разумеется, вовсе необязательно быть специалистом по диалектической логике, чтобы получать удовольствие от чтения детективов, и никто не ссылается на Гегеля или Маркса, оценивая книжку Агаты Кристи как "хороший детектив": оценка происходит на интуитивном уровне. Но если такие оценки общезначимы и большинство любителей детективов сходятся в оценках конкретных произведений, следовательно, в основе этих оценок лежат некие объективные правила, дающие возможность качественного сравнения детективных произведений.

В этой книге я стараюсь доказать, что основным моментом, позволяющим расценить конкретное литературное произведение как "хороший (правильно построенный, интересный) детектив", является наличие в нём диалектической мысли, логического процесса, который может быть выражен в категориях диалектики и который приводит к разрешению сюжетной загадки в виде диалектического снятия противоречия.

С другой стороны, цель данной книги состоит в том, чтобы изложить определённое понимание диалектики и принципов диалектического мышления. Я думаю, что у большинства любителей детективного жанра в нашей стране, знакомившихся с диалектическим методом по одному из учебников "диамата", термин диалектика прочно ассоциировался со смутным представлением о какой-то каше из "законов", "триад", "скачков" и "ревизионистских уклонов", которая не поддаётся рациональной расшифровке, но зато позволяет со спокойной совестью называть чёрное белым в тех случаях, когда это выгодно начальству.

Грубо говоря, это представление сводится к тому, что, когда факты на их стороне, люди пользуются обычной (формальной) логикой, а когда логические выводы из этих фактов противоречат интересам рассуждающего, он обращается за помощью к некой "диалектической" логике, которая якобы позволяет доказать прямо противоположное. (Говорю об этом с достаточной уверенностью, поскольку сам был когда-то такого же мнения о "марксистской диалектике".) Утверждать в такой ситуации, что наслаждение, которое получают читатели от хорошего детектива, объясняется неосознанным переживанием ими процесса диалектического снятия противоречий, опасно тем, что может даже обидеть людей, считающих себя мыслящими логично, то есть в соответствии с истинной, а не какой-то выдуманной "диалектической" логикой.

Поэтому одним из мотивов написания этой книги было стремление автора показать на понятном для всех (независимо от профессии и уровня образования) и занимательном для многих материале, что диалектика отнюдь не отменяет знакомую нам всем логику и не ставит её выводы под сомнение, а напротив представляет собой разумный способ мышления, позволяющий оставаться верным логике даже в тех случаях, когда логика, казалосьбы, заводит в безвыходный тупик. В этом смысле можно считать, что книга рассказывает не столько о детективе, сколько о диалектическом мышлении, а разбираемый литературный жанр служит только фактическим материалом, который автор использует для изложения своего понимания диалектики.

Я надеюсь, что эта книжка будет интересна как любителям философии (которые после ее прочтения, может быть, станут снисходительнее относиться к детективам), так и читателям детективов (которые смогут узнать, что их приверженность к этому легкому жанру в чём-то сродни любви к мудрости).

В качестве непосредственного литературного материала в книге главным образом анализируются рассказы Конан Дойла о Шерлоке Холмсе. Выбор этих рассказов, как образцовых детективных произведений, объясняется двумя причинами: во-первых, они представляют собой самый популярный пример детективного жанра - редко встречаются люди, которые не читали хотя бы нескольких рассказов о знаменитом сыщике; а во-вторых - и это главное - лучшие рассказы о Шерлоке Холмсе принадлежат к классике детективной литературы, здесь детектив (как жанр) выступает в его полностью сформированном и чистом виде, без тех признаков усложнения, эволюции и размывания жанровых границ, которые нередко встречаются в произведениях более поздних авторов.

1. Детектив.

Определение жанра и некоторые особенности его поэтики

Прежде чем приступить к непосредственному разбору того, какое отношение имеет диалектика к детективу, мы должны достаточно чётко определить наш предмет анализа - детектив - и рассмотреть некоторые особенности, характерные именно для этого литературного жанра.

Я не сделаю никакого открытия, если скажу, что основным признаком, отличающим детектив от других прозаических жанров, является непременное наличие в нём загадки. Можно надеяться, что большинство читателей готово согласиться с этим достаточно банальным и лежащим на поверхности утверждением. Для любителей детективов совершенно естественно, что основное достоинство детективного романа заключается в присутствии в нём новой (то есть ещё неиспользованной другими авторами), достаточно сложной и увлекательной загадки, раскрытие которой и является главной движущей силой развития детективного сюжета. Как пишет польский литературовед, профессионально занимающийся исследованием детективной литературы, Ежи Сиверски:

"Ценность детектива как увлекательного чтения чаще всего сводится к имеющейся в нём загадке. Если мы выдадим будущему читателю основную интригу тех книг, о которых мы говорим, мы на 90% отберём у него удовольствие от чтения"[1].

Можно привести ещё несколько цитат, подчёркивающих роль загадки в построении детективного сюжета. Например:

"Детективная литература - вид литературы, включающий художественные произведения, сюжет которых посвящен раскрытию загадочного преступления, обычно с помощью логического анализа фактов"[2],

или

"Чтобы какое-либо литературное произведение могло быть зачислено в разряд детективов, в нём должна быть загадка"[3],

или

"Дверь Шерлока Холмса открыта для всех, с кем произошел какой-нибудь странный, загадочный случай. Такие случаи интересуют его больше всего. Тайны и загадки - его специальность"[4].

Таким образом, не углубляясь в обоснование высказанного здесь утверждения[5], будем исходить из того, что основным жанрообразующим признаком детектива является наличие в нём загадки. Те произведения, сюжет которых не связан с загадкой и её разгадкой, и те, в которых такая загадка играет подчинённую роль в построении сюжета, нельзя относить к жанру детектива.

Всё же, чтобы избежать возможных недоразумений и уточнить границы исследуемого нами жанра, стоит, по-видимому, подчеркнуть два момента. Во-первых, нельзя считать основным признаком детектива наличие в нём преступления. Иногда детектив определяется как произведение, сюжет которого построен на описании преступления, причём часто из такого определения делаются далеко идущие выводы, вплоть до того.что любовь к детективам отражает извечную ("западная" точка зрения) или же воспитанную буржуазным обществом ("марксистская" точка зрения) тягу индивида к нарушению юридических и моральных норм. Действительно, детективный сюжет обычно строится на раскрытии преступления, и в большинстве детективов оно играет очень важную роль. Но возведение его наличия в признак, обязательный для детектива и отличающий его от других литературных жанров, не выдерживает столкновения с фактами. Приняв такое определение, чуть ли не треть всех произведений мировой классической литературы, включая греческие трагедии и романтические баллады, пришлось бы включить в разряд детективов, что явно бессмысленно. С другой стороны, далеко не все детективы содержат в сюжете преступление. Например, в сборнике "Записки о Шерлоке Холмсе" из восемнадцати рассказов, которые все, несомненно, относятся к жанру детектива, в пяти рассказах (то есть, более, чем в четверти) нет преступлений. Поэтому приходится сделать вывод, что наличие преступления не может рассматриваться как обязательный и, тем более, как отличительный признак детектива.

Во-вторых, следует отметить, что часто детектив смешивают с жанрами, построенными по совершенно другим принципам, но чем-то сходными с детективом. Такое сходство может заключаться в материале, на котором строится повествование, и в сюжетных особенностях (таких как неожиданность и динамичность поворотов сюжета, наличие преступления, участие сыщиков и полицейских, атмосфера таинственности, страха, наличие сцен погони, борьбы и т.п.), часто встречающихся в детективах, но характерных и для других жанров: полицейского романа, приключенческого (авантюрного) романа, триллера. Единственный способ выделить детектив из этой массы произведений - это спросить: "Есть ли здесь загадка? Что останется от сюжета, если убрать загадку или дать разгадку на первой же странице?" Если загадки нет, или она не играет решающей роли в сюжете, рассматриваемое произведение - не детектив.

Несколько слов о том, что можно считать загадкой. Хотя всё дальнейшее изложение, в сущности, посвящено расшифровке этого понятия, всё же для начала желательно несколько уточнить его смысл, чтобы избежать двусмысленности и возможных недоразумений, связанных с тем, что мы можем вкладывать в это понятие не совсем одинаковое содержание.

Во-первых, загадкой нельзя считать простое отсутствие информации о чём-то. Например, мы не знаем, кто живёт в соседнем доме, но никакой загадки в этом нет. Загадка появляется лишь тогда, когда человек узнаёт, что его жена - глубоко порядочная женщина - по ночам тайно ходит в этот дом, и в то же время он убеждён, что она не может быть преступницей, неверной женой и т.п. Факт этот становится ещё более загадочным, когда выясняется, что в доме живёт какое-то странное, необычное существо (рассказ Конан Дойла "Желтое лицо"). Точно так же, если на улице обнаружен труп убитого человека, и неизвестно, кто его убил, каковы мотивы преступления, само по себе это незнание не является загадкой. Но если этот труп обнаружен с ножом в спине в комнате, запертой изнутри, загадка, и довольно сложная, налицо.

Во-вторых, загадкой можно считать только то, что имеет разгадку. В конце детектива все загадки должны быть разрешены, и разгадки должны соответствовать загадкам.

В-третьих, разгадка должна требовать некоторой работы мысли, логического мышления. Читая идеальный детектив, читатель должен более или менее ясно сознавать, в чём состоит загадка, и иметь всю необходимую для её разрешения информацию. Но ответ на загадку должен содержаться в этой информации в скрытом, зашифрованном виде, иначе нам не о чем "гадать" и ответ на вопрос нельзя будет считать разгадкой. Но если нет разгадки, значит не было и загадки. Это условие строго выполняется в классическом детективе. В рассказах Конан Дойла Шерлок Холмс, Уотсон и читатель имеют всю информацию, необходимую для того, чтобы разрешить загадку, но для этого требуется определенное усилие мысли, которое под силу только одному из этих трёх лиц.

Кроме главного, определяющего жанр признака - наличия загадки - построение детектива имеет ещё ряд характерных особенностей. Рассмотрим те из них, которые будут иметь значение для нашего дальнейшего изложения:

a) Погруженность в привычный быт.Затруднительно построить детектив на экзотическом для читателя материале. Читатель должен хорошо понимать "норму" (обстановку, мотивы поведения персонажей, набор тех привычек и условностей, которые связаны с социальными ролями героев детектива, правила приличия и т.п.), а следовательно, и уклонения от неё - странности, несообразности.

b) Стереотипность поведения персонажей.Психология, эмоции персонажей стандартны, их индивидуальность не подчёркивается, она стёрта; персонажи в значительной степени лишены своеобразия - они не столько личности, сколько социальные роли. Это же касается и мотивов действия персонажей (в частности мотивов преступления), чем обезличеннее мотив, тем пригодней он для детектива. Поэтому преобладающий мотив преступления - деньги, так как всякая индивидуальность в этом мотиве стёрта: деньги нужны всем, они являются эквивалентом любой человеческой потребности.

c) Наличие особых правил построения сюжета- неписаных "законов детективного жанра". Хотя в произведениях они не декларируются, но прочитав несколько "хороших" (то есть, правильно построенных) детективов, читатель их интуитивно знает и всякое их нарушение считает мошенничеством со стороны автора, невыполнением правил игры. Как пример такого закона можно привести запрет некоторым персонажам быть преступником. Убийцей не могут быть рассказчик, следователь, близкие родственники жертвы, священники, государственные деятели высокого ранга. Для рассказчика и сыщика этот запрет безусловен, для других персонажей автор может снять его, но тогда он должен открыто заявить об этом в ходе повествования, направив подозрения читателя на данный персонаж.

Эти три характерных для детективного жанра признака можно объединить в один, все они служат проявлением гипердетерминированности мира, описываемого в детективе, по сравнению с тем миром, в котором мы живём. В реальном мире мы можем сталкиваться с экзотическими личностями и с ситуациями, смысла которых мы не понимаем, мотивы реальных преступлений часто иррациональны, священник может оказаться главарём банды, но в детективе такие сюжетные решения были бы восприняты, как нарушение законов жанра. Мир детектива значительно более упорядочен, чем окружающая нас жизнь. Для построения детективной загадки необходима жёсткая сеть несомненных, незыблемых закономерностей, на которые читатель может опираться с полной уверенностью в их истинности. Поскольку в реальном мире твёрдых закономерностей меньше, чем это обычно требуется для построения детективного сюжета, они вводятся извне по взаимному соглашению авторов с читателями, как общеизвестные правила игры.

d) Отсутствие случайных ошибок.Поясню это на примере: допустим, что при расследовании преступления один из свидетелей даёт ценное показание о том, что он видел убитого в восемь часов вечера в день убийства, но впоследствии выясняется, что на самом деле он видел его на день раньше. В обычной жизни это может объясняться простой забывчивостью свидетеля, ошибкой его памяти. Но в детективе такие ошибки строго воспрещены, здесь персонажи не могут заблуждаться относительно простых элементарных фактов, они либо говорят о них чистую правду, либо сознательно лгут.

Я специально поставил этот признак отдельно от трёх предыдущих, хотя он также вносит свой вклад в гипердетерминированность (сверхупорядоченность) мира детектива. Дело в том, что этот признак играет ещё одну важную роль в построении детективной загадки, о чём мы будем говорить позднее.

Заканчивая рассуждения о том, какие литературные произведения можно считать детективами, и об особенностях этого жанра, я хочу заметить, что всё вышеизложенное не следует понимать в том смысле, что поэтика детектива исчерпывается обязательным наличием в нём загадки и вытекающими отсюда специфическими чертами построения детективного сюжета. Я думаю, что детектив построен сложнее и что всякий хороший детектив строится "двухлинейно": одну линию образует загадка и то, что с ней связано, другую - особые "внезагадочные" элементы сюжета. Если убрать загадку, произведение перестаёт быть детективом, если же убрать вторую линию, детектив из полноценного художественного произведения превращается в голый сюжет, ребус. Обе эти линии находятся в детективе в определённом соотношении и равновесии. Но поскольку специфику детектива определяет загадка и поскольку именно с ней связана особая роль диалектики в детективе, в дальнейшем мы ограничимся рассмотрением только одной сюжетообразующей линии - линии загадки.

2. Логика.

Логическое мышление как главный герой детектива

До сих пор мы рассматривали мир, в котором действует великий сыщик, и выяснили, что главными особенностями этого мира являются его сверхупорядоченность и наличие в нём загадки, которую должен разгадать герой. Теперь мы обратимся к самому сыщику и посмотрим, чем его действия отличаются от действий героев других жанров. Так же, как и герои полицейского романа или вестерна, Шерлок Холмс обладает большой физической силой, хорошо стреляет, но совершенно ясно, что не эти качества составляют его главное оружие в борьбе с преступниками. Его основное оружие - мысль, логика. Очень ярко сказал об этом Корней Чуковский:

"Дети любят его не только за то, что он самоотвержен и храбр, - в мировой литературе есть немало героев, которые столь же бесстрашны. Главное, что привлекает читателей к этому искоренителю преступлений и зол, - замечательная сила его мысли.

В то давнее время, когда впервые появились рассказы о Холмсе, у детей всего мира было немало любимых литературных героев, но, кажется, никто из этих героев не отличается (по воле автора!) такой сокрушительной логикой, таким проницательным и победоносным умом.

Недаром к Шерлоку Холмсу со всего света стекаются люди, ошеломленные каким-нибудь загадочным, необычайным событием, которое они не в силах понять. Они уверены, что Шерлок Холмс обладает почти чудодейственной мыслительной силой, что при помощи своей могучей аналитической мысли он разъяснит и распутает всё, что заурядным умам представляется безнадёжно запутанным.

Шерлок Холмс - чуть ли не единственный из персонажей детской мировой литературы, главное занятие которого - мышление, логика"6

Свою способность к логическому анализу Шерлок Холмс демонстрирует постоянно. Даже в самых обыденных обстоятельствах, далеких от его профессиональной деятельности, он делает логические выводы из каждого попавшего в его поле зрения факта. Его натренированное мышление никогда не останавливается на уровне нерасчленённого впечатления, представления, как это свойственно мышлению обычного среднего человека. Он разлагает действительность на отдельные факты, суждения, а затем логически реконструирует её, делая при этом такие далеко идущие выводы, которые кажутся совершенно неожиданными для человека, воспринимающего мир слитно, как набор привычных комплексов представлений. Примеров таких блестящих выводов из мельчайших фактов в книгах о Шерлоке Холмса много. Шерлок Холмс несколько гордится этой своей способностью и нередко демонстрирует её просто так, без определённой цели, в качестве гимнастики ума. Вот один из таких примеров:

"Итак, Уотсон, - сказал он внезапно, - вы не собираетесь вкладывать свои сбережения в южноафриканские ценные бумаги?

Я вздрогнул от удивления. Как ни привык я к необычайным способностям Холмса, это внезапное вторжение в самые тайные мои мысли было совершенно необъяснимым.

- Как, чёрт возьми, вы об этом узнали? - спросил я. Он повернулся на стуле, держа в руке дымящуюся пробирку, и его глубоко сидящие глаза радостно заблистали.

- Признайтесь, Уотсон, что вы совершенно сбиты с толку, - сказал он.

- Признаюсь.

- Мне следовало бы заставить вас написать об этом на листочке бумаги и подписаться.

- Почему?

- Потому, что через пять минут вы скажете, что всё это необычайно просто.

- Уверен, что этого я никогда не скажу.

- Видите ли, дорогой мой Уотсон ... - Он укрепил пробирку на штативе и принялся читать мне лекцию с видом профессора, обращающегося к аудитории. - Не так уж трудно построить серию выводов, в которой каждый последующий простейшим образом вытекает из предыдущего. Если после этого удалить все средние звенья и сообщить слушателю только первое звено и последнее, они произведут ошеломляющее, хотя и ложное впечатление. После того как я заметил впадинку междубольшим и указательным пальцами вашей левой руки, мне было вовсе нетрудно заключить, что вы не собираетесь вкладывать свой небольшой капитал в золотые россыпи.

- Но я не вижу никакой связи между этими двумя обстоятельствами!

- Охотно верю. Однако я вам в несколько минут докажу, что такая связь существует. Вот опущенные звенья этой простейшей цепи: во-первых, когда вчера вечером мы вернулись из клуба, впадинка между указательным и большим пальцами на вашей левой руке была выпачкана мелом; во-вторых, всякий раз, когда вы играете на бильярде, вы натираете эту впадину мелом, чтобы кий не скользил у вас в руке; в-третьих, вы играете на бильярде только с Сэрстоном; в-четвёртых, месяц назад вы мне сказали, что Сэрстон предложил вам приобрести совместно с ним южноафриканские ценные бумаги, которые поступают в продажу через месяц; в-пятых, ваша чековая книжка заперта в ящике моего письменного стола, и вы не попросили у меня ключа; в-шестых, вы не собираетесь вкладывать свои деньги в южноафриканские бумаги.

- До чего просто! - воскликнул я.

- Конечно, - сказал он, слегка уязвленный, - всякая задача оказывается очень простой после того, как вам её растолкуют". ("Пляшущие человечки").

Но эту логическую стройность, последовательность мышления, неотвратимость логического вывода Холмс употребляет не только для того, чтобы поражать доктора Уотсона (и читателя) своими трюками, логика служит и основанием его профессиональных успехов. Не пользуясь логическим анализом, он не мог бы выполнять свою роль - разгадывать загадки. Сам Шерлок Холмс это прекрасно сознаёт и неоднократно говорит об этом. Так, например, объяснив Уотсону, почему он уверен, что окно в спальне доктора находится с правой стороны, Шерлок Холмс говорит: "Я привожу это только как простой пример наблюдательности и умения делать выводы. В этом и заключается мое ремесло" ("Тайна Боскомской долины"). Таким образом, метод Шерлока Холмса - это дедуктивный метод, то есть метод, заключающийся в логическом выводе следствий из установленных посылок. При разгадывании любой из загадок Шерлок Холмс в первую очередь подвергает логическому анализу все известные ему обстоятельства дела. Вот один из примеров:

"Человеку, который надписывал конверт, пришлось наводить справки о вашем адресе.

- Откуда вы это знаете?

- Имя на конверте, как видите, выделяется своей чернотой, потому что чернила, которыми оно написано, высохли сами собою. Адрес же бледноват, потому что к нему прикладывали промокашку. Если бы надпись на конверте была сделана сразу и если бы её всю высушили промокашкой, все слова были бы одинаково серы. Этот человек написал на конверте сперва только ваше имя и лишь спустя некоторое время приписал к нему адрес, из чего можно заключить, что адрес не был ему вначале известен. Конечно, это пустяк, но в моей профессии нет ничего важнее пустяков" ("Человек с рассеченной губой").

Всякий замеченный великим сыщиком факт становится исходным пунктом для логических умозаключений; далеко не всегда ему заранее известна ценность полученных выводов, иногда он заключает на первый взгляд бесцельно, безотносительно к конечной цели расследования, но благодаря этому он получает в своё распоряжение гораздо более глубокую и разностороннюю информацию, чем например полицейский сыщик Лестрейд, который всегда устремлен прямо к цели и замечает только очевидное, лежащее на поверхности.

С использованием логического дедуктивного метода связана и другая, бросающаяся в глаза, особенность профессионального таланта Шерлока Холмса - его наблюдательность. Он замечает мельчайшие факты, которые ускользают от невнимательного наблюдателя, и придаёт этому сбору фактов большое значение. Связь этого свойства с логическим методом очевидна. Для того, чтобы делать логичные, соответствующие истине выводы, необходимо иметь твёрдые, незыблемые посылки. Такими посылками и служат собранные Холмсом факты. Вот что он сам говорит по этому поводу:

"Истинный мыслитель, - заметил он, - увидев один-единственный факт во всей полноте, может вывести из него не только всю цепь событий, приведших к нему, но также и все последствия, вытекающие из него. Как Кювье мог правильно описать целое животное на основании одной кости, так и наблюдатель, основательно изучивший одно звено в серии событий, должен быть в состоянии точно установить все остальные звенья, и предшествующие, и последующие. Но чтобы довести искусство мышления до высшей точки, необходимо, чтобы мыслитель мог использовать все установленные факты, а для этого ему нужны самые обширные познания" ("Пять зернышек апельсина").

Таким образом, в основание своих умозаключений Шерлок Холмс кладёт факты, как добытые им в результате внимательного наблюдения и тщательного анализа всех встречающихся в ходе следствия предметов и ситуаций, так и известные ему заранее, то есть специфические сведения из различных областей знания.

С точки зрения того, что сыщик в детективе обязан придти к истине благодаря применению логического метода, а не случайно наткнуться на неё или получить её в готовом виде, как откровение свыше, становится ясной роль той особенности жанра, которую мы назвали гипердетерминированностью, сверхупорядоченностью. Действительно, логический вывод возможен только тогда, когда в описываемой реальности существуют какие-либо регулярности, закономерности, на которые он может опираться. И чем более упорядочен мир, тем больше представляется возможностей для его логического анализа.

Здесь можно заметить ещё следующее: логика, которой пользуется Шерлок Холмс, (и логика детектива вообще) - это классическая двузначная логика, в которой существует только два значения истинности и в которой всякое суждение либо истинно, либо ложно. Хотя Холмс утверждает, что его выводы только вероятны, гипотетичны, фактически они всегда подтверждаются. Если два события А и В взаимосвязаны, то в мире детектива из А всегда следует В. В реальном мире из А следует В только с определенной вероятностью p(В/А). Поэтому логически безупречным будет только тот вывод, который учитывает эту вероятность. То есть, логика реального (эмпирического) мира многозначна, вероятностна. Но такая логика не годится для детектива по нескольким причинам. Во-первых, она резко сужает возможность последовательного логического вывода - если из А следует В с вероятностью p(В/А), а из В следует Cс вероятностью p(С/В) и так далее, то мера истинности выводимых суждений уменьшается с каждым этапом и конечное заключение "из А следует Е" имеет лишь небольшую вероятность. Для детектива же требуется логичность доказательства геометрической теоремы, вывод которой, какой бы длинной ни была цепочка ведущих к нему промежуточных умозаключений, обладает абсолютной истинностью. Во-вторых, окончательный вывод в детективе - изобличение преступника - должен быть однозначным и не вызывать никаких сомнений. И в-третьих, имеется ещё одна причина (на мой взгляд основная), которая не допускает наличия в детективе многозначной (вероятностной) логики, но её мы рассмотрим позднее.

Поэтому в тех пределах, в которых в детективе царствует логика, - а это вся линия загадки - случайность из детектива фактически исключена. Рассуждая, Шерлок Холмс на деле округляет вероятность высоковероятных событий и связей до единицы, а маловероятных - до нуля. При этом он никогда не ошибается. Так, в ранее приведённом примере весьма вероятно, что обнаруженные Холмсом различия в надписи на конверте связаны именно с незнанием отправителем письма точного адреса, но всё же в этих условиях существует некоторая вероятность того, что на самом деле какое-то событие заставило писавшего адрес человека отвлечься и прервать это занятие. Следовательно, сделанный сыщиком вывод лишь гипотетичен, хотя и с большой вероятностью. Тем не менее, если это происходит в детективе, можно быть вполне уверенным, что сделанное таким образом логическое умозаключение окажется в конце концов истинным. Другими словами, если в мире детектива между двумя событиями обнаруживается связь, то связь эта функциональна, она всегда выполняется. Можно назвать это свойство, эту особенность мира детектива гиперлогичностью. В отличие от гипердетерминированности эта особенность не бросается в глаза при чтении детективов. Связано это с тем, что в жизни мы также, как правило, пользуемся двузначной логикой и округляем вероятности событий до единицы или до нуля. Но в реальной жизни наши выводы из-за такого округления могут оказаться (и часто оказываются) ошибочными, несмотря на всю их логичность, в детективе же они всегда соответствуют действительности.

3. Диалектика. Загадка как диалектическое противоречие

Подытожим выводы предыдущего раздела:

a) Истинным героем детектива является логическое мышление, то есть мышление в чётко очерченных, определённых понятиях; мышление на понятийном уровне.

b) С логикой связаны особенности как мира детектива (его гипердетерминированность и гиперлогичность), так и метода, которым пользуется великий сыщик (наблюдательность, внимание к мелким деталям и обстоятельствам, расчленение событий на отдельные факты, из которых затем логически реконструируется картина происходящего).

c) Ключ к успеху Шерлока Холмса в его логике: деятельность сыщика немыслима без его дедуктивного метода.

А теперь посмотрим, к чему приводит Холмса его безупречная логика. Как это, на первый взгляд, ни странно, в конце своего логического анализа Шерлок Холмс обнаруживает противоречие. Приведём несколько примеров.

В рассказе "Шесть Наполеонов" некий Беппо ворует и разбивает подряд три одинаковых бюста Наполеона. В первую очередь бросается в глаза бессмысленность этих поступков. Действительно, если человек нечто ворует, это должно представлять для него некоторую ценность, но если после этого он уничтожает украденный предмет, то он уничтожает и его ценность. Следовательно, весь поступок теряет смысл. Вот это отсутствие здравого смысла и замечает Лестрейд, сыщик из Скотланд-Ярда, который расследует этот случай. Он делает правдоподобный вывод о том, что преступник сумасшедший. К какому же выводу приходит Шерлок Холмс после логического анализа этого случая? Не отрицая вывода Лестрейда о бессмысленности поведения преступника, он замечает и другое обстоятельство: из всех имеющихся в Лондоне бюстов Наполеона Беппо выбрал три одинаковых копии одного и того же бюста, что никак нельзя объяснить случайностью, следовательно, действия преступника целенаправленны. Как говорит Шерлок Холмс: "В эксцентрических поступках этого джентльмена есть какая-то система". Поэтому полный вывод анализа, если сформулировать его открыто, противоречив: "Смысл в действиях преступника явно отсутствует - его действия явно осмысленны". После того как Беппо разбивает ещё один бюст Наполеона, Холмс отмечает новый факт, противоречащий тезису о сумасшествии. Украв бюст, убив при этом человека, Беппо бежит с добычей - не уничтожая её - в определённое освещённое место (и это ещё раз убеждает нас в какой-то ценности украденного для преступника), но здесь - под уличным фонарём - он опять же разбивает бюст. Вывод: "С точки зрения здравого смысла уничтожение украденного бюста нелепо - сам акт разрушения осуществляется преступником осмысленно и целенаправленно". Таким образом, безупречно логичный окончательный вывод может быть сформулирован в виде "единства тезиса и антитезиса", причём оба члена противоречия обладают одинаковой логической истинностью.

Другой пример. В рассказе "Тайна Боскомской долины" исходное противоречие дано до появления на сцене Шерлока Холмса. Судя по серьёзным уликам, молодой человек убил своего отца, что само по себе противоречиво настолько, насколько понятие близкого родства противоречит убийству без видимой существенной причины. Но противоречие ещё более обостряется, когда мы узнаём со слов девушки, знающей обвиняемого с детских лет, что это очень тихий, спокойный ("мухи не обидит") молодой человек. Шерлок Холмс, расследуя это дело, выявляет ещё несколько противоречий. Во-первых, в объяснении поведения молодого Мак-Карти уже после ареста. Рассказывая о смерти отца, Мак-Карти говорит, что непосредственно перед смертью его отец произнес слово "крыса" ("rat"). Странность такого высказывания заставляет следователя сделать вывод о том, что Мак-Карти сознательно хитрит и пытается этой историей запутать следствие. Иной вывод делает из этого Шерлок Холмс. Он сразу улавливает противоречивость версии следователя:

"Вы со следователем, - (говорит он доктору Уотсону), - страдаете одним и тем же недостатком: отбрасываете всё положительное, что есть в показаниях молодого человека. Неужели вы не видите, что приписываете ему то слишком много, то слишком мало воображения? Слишком мало - если он не мог придумать такой причины ссоры, которая завоевала бы ему симпатии присяжных; и слишком много - если он мог дойти до такой выдумки, как упоминание умирающего о крысе и происшествие с исчезнувшей одеждой. Нет, сэр, я буду придерживаться той точки зрения, что всё сказанное молодым человеком, - правда. Посмотрим, к чему приведёт нас эта гипотеза".

Другое противоречие Холмс находит во взаимоотношениях убитого со своим соседом Джоном Тэнером: с одной стороны, Тэнер облагодетельствовал старшего Мак-Карти, и тот являлся его должником, а с другой - Мак-Карти в таком тоне говорил о женитьбе своего сына на дочери Тэнера, что напрашивается вывод о том, что, напротив, Тэнер являлся должником Мак-Карти и ни в чём не мог ему отказать. Как выясняется впоследствии, именно разрешение этого противоречия оказалось ключом к разгадке тайны. В этом рассказе хорошо видно отличие в отношении к возникающим в ходе расследования противоречиям между Шерлоком Холмсом и следователем, который представляет собой пример среднего, обыденно мыслящего человека. Узнав из показаний молодого Мак-Карти, что отец позвал его к себе криком "коу", как он обычно его звал, следователь обнаруживает противоречие с тем, что отец не мог звать сына, так как не видел его и не знал о его возвращении из города. Заметив это и будучи уверен, что доведение до противоречия говорит о ложности хотя бы одной из посылок, следователь считает свою миссию оконченной, а ложность показаний Мак-Карти доказанной. Совсем иначе оценивает противоречие в показаниях Шерлок Холмс. Полагая оба члена противоречия истинными, он ищет такую точку зрения, с которой эти суждения не противоречили бы одно другому, и сразу же находит простое объяснение: старший Мак-Карти звал какого-то другого австралийца, так как обращение "коу" характерно именно для жителей Австралии. Таким образом, решив эту маленькую загадку, Шерлок Холмс кладёт ещё один кирпичик в построение логической реконструкции загадочного убийства.

Часто исходное противоречие выступает как странность, необычность какого-либо события, как уклонение от общепринятого, от нормы. Тогда задача Холмса состоит в том, чтобы выразить эту странность в виде логического противоречия, противоречия не представлений, а суждений. Мы уже видели это в рассказе "Шесть Наполеонов". Другим примером может быть блестящий рассказ "Союз рыжих". Само существование "Союза рыжих" настолько выпадает из обычных представлений, что его трудно объяснить иначе, чем эксцентрическую шутку какого-то чудака. Но Шерлок Холмс тут же обнаруживает факт, не позволяющий рассматривать этот случай как шутку. Люди, устроившие это представление, платят за него большие деньги и, что очень важно, платят их в течение нескольких недель. Но шутка, длящаяся недели, ничем не забавнее, такой же шутки, длящейся два дня. Мы опять видим противоречие между несерьёзностью, бессмысленностью действия и серьёзностью, осмысленностью его выполнения.

На основании приведённых примеров (а их можно было бы приводить и дальше) мы убеждаемся, что,

во-первых, та необходимая для сюжета детектива загадка, о которой мы говорили в начале, представляет собой логическое противоречие;

во-вторых, что дедуктивный метод Холмса приводит к обнаружению этого противоречия и формулированию его в логически явной форме - в форме противоречия суждений;

и, наконец, в-третьих, что выявление противоречия служит для Шерлока Холмса важным моментом его метода. Между прочим, сам Шерлок Холмс очень хорошо осознаёт важность этого момента. Приведу только одно из его многочисленных высказываний по этому поводу:

"…Это, кажется, один из тех несложных случаев, которые всегда так трудны.

- Ваши слова звучат несколько парадоксально, - [возражает ему Уотсон].

- Но это сама правда. В необычности почти всегда ключ к разгадке тайны. Чем проще [т.е. чем обыденнее, чем непротиворечивее - Н.В.] преступление, тем труднее докопаться до истины" ("Тайна Боскомской долины").

Исходя из такого убеждения, Шерлок Холмс сознательно стремится отыскать противоречия в исследуемых им фактах. Он прекрасно знает, что мощь его метода заключена в обнаружении и снятии противоречий.

Каким же образом сыщик избавляется от противоречий, возникающих в результате логического анализа событий и фактов? Нетрудно убедиться, что это происходит путём их диалектического снятия, то есть таким образом, что оба члена противоречия сохраняют свою относительную истинность.

Для того чтобы снятие противоречия было диалектическим, необходим переход на новую, неизвестную до того, точку зрения, в рамках которой оба суждения, образующие противоречие, становятся логически совместимы. При этом новый взгляд на вещи не отрицает законности и относительной истинности старой точки зрения, но показывает её недостаточность, узость, ограниченность, которые при столкновении с конкретным предметом познания и приводили к возникновению противоречия. Но в рамках старой точки зрения как тезис, так и антитезис остаются истинными. Для разъяснения можно привести следующую аналогию: в планиметрии два суждения - "прямые А и В не пересекаются" и "прямые А и В не параллельны друг другу" - не могут быть истинны одновременно. Если мы, исходя из правил планиметрии и исследуя конкретный предмет, устанавливаем, что в отношении него оба эти суждения верны, мы сталкиваемся с противоречием. Оно может быть снято двумя путями: недиалектически, благодаря тому, что при более тщательной проверке мы обнаруживаем ложность одного из суждений (или их обоих), например, мы выясняем, что линия А не прямая, а кривая; и диалектически, с сохранением первоначальной истинности обоих суждений, но для этого мы должны перейти к другой теории, переформулировав свою старую теорию так, чтобы она принимала во внимание существование третьего измерения пространства. Таким образом, выявление диалектического противоречия (антиномии) внутри нашей картины мира указывает на существование противоречия между конкретной реальностью и нашей логической реконструкцией этой реальности. Тогда разрешение и снятие противоречия приводит нас к более полному и глубокому пониманию реальности, к шагу вперёд в познании.

Как же снимается противоречие в детективе? Или, что одно и то же, как разгадывается детективная загадка? Вернёмся к рассказу "Шесть Наполеонов". Что мы можем сказать о действиях преступника, прочитав рассказ и уже зная разгадку? Если держаться нашего исходного понимания и рассматривать бюст Наполеона, как некий предмет, имеющий определенную материальную и художественную ценность, то его уничтожение по-прежнему следует оценить как бессмысленное, и противоречие на этом уровне понимания остаётся противоречием. Но если рассматривать бюст просто как кусок гипса, в котором может храниться нечто ценное, действия преступника обретают смысл, и противоречие между осмысленностью и бессмысленностью снимается. Такое диалектическое "снятие" стало возможно благодаря преодолению нашего исходного шаблонного понятия о предмете, благодаря тому, что наше новое понятие стало шире, богаче, объёмнее, стало отражать ещё одну из граней конкретной реальности, которая всегда намного богаче содержанием, чем наши понятия о ней.

Аналогичным образом снимается противоречие и в "Тайне Боскомской долины". Основное противоречие заключается в том, что, с одной стороны, старый Мак-Карти был должником Джона Тэнера, всячески помогавшего ему материально, но с другой стороны, судя по поведению Мак-Карти, должником был Тэнер. Это противоречие сохраняется до тех пор, пока мы не вводим в число возможных объяснений наличие шантажа. Но если мы предположим такую возможность, то противоречие снимается, поскольку при шантаже в положении должника находится не тот, кто безвозмездно получает материальные блага, а тот, кто их даёт.

Загадка в детективе всегда разрешается диалектически (по крайней мере основная, центральная загадка). Закон жанра прямо запрещает такое разрешение противоречия, при котором одно из противоречащих суждений оказывается элементарно ложным. Это запрещение представляется совершенно необходимым и естественным, поскольку простое (не диалектическое) отрицание одного из ранее утверждаемых положений просто разрушило бы загадку, и она утратила бы всякий интерес для читателя. Предположим, что в романе, вышедшем под маркой детектива, описывается, как полицейские, взломав запертую изнутри дверь, обнаруживают в комнате труп. При этом все окна в комнате тоже заперты изнутри, человек застрелен из револьвера, но револьвер в комнате не обнаружен. То есть описано "убийство в закрытой комнате" - классическая детективная загадка. На протяжении двухсот страниц читатель с нетерпением ждёт разгадки и ломает голову над тем, как же автор разрешит это противоречие. Но в конце романа загадка разрешается тем, что, оказывается, полицейские забыли сообщить в своём рапорте о том, что в комнате была открыта форточка, через которую и был застрелен человек, то есть противоречие разрешается недиалектически, за счёт выяснения ложности одного из противоречащих друг другу суждений. Естественно, в таком случае читатель закрывает книгу с ощущением, что его надули, подсунув вместо настоящего детектива подделку.

Именно невозможность для жанра детектива недиалектического разрешения противоречий обусловливает такую, отмеченную ранее, его особенность, как запрет случайных ошибок: свидетель может лгать, сознательно вводя в заблуждение следствие, он может неправильно интерпретировать факты, но он не может просто ошибаться или утверждать что-то по забывчивости, как в вышеприведённом примере. Этим же объясняется неприемлемость для детектива вероятностных суждений. Если хотя бы одно из противоречащих друг другу и составляющих загадку суждений не обладает абсолютной истинностью, а с какой-то - пусть очень небольшой - вероятностью может быть ложно, то это позволяет разрешать противоречие недиалектически, предположив, что в действительности реализовался тот маловероятный случай, когда тезис ложен и, следовательно, не противоречит антитезису.

Для подтверждения того, что разрешение загадки в "настоящем", "правильно (то есть по законам жанра) построенном" детективе происходит путём диалектического снятия противоречия, я хочу привести два небольших отрывка из книги известного советского философа Э.В.Ильенкова "Диалектическая логика", в которых описывается противоречие и его роль в диалектическом методе:

"Противоречие как конкретное единство взаимоисключающих противоположностей есть подлинное ядро диалектики, её центральная категория.

...Противоречие в теоретических определениях предмета - это прежде всего факт, который постоянно воспроизводится движением науки и не отрицается ни диалектиком, ни метафизиком, ни материалистом, ни идеалистом. Вопрос, по которому спорят, заключается вдругом: каково отношение противоречия в мышлении к объекту? Другими словами, возможно ли оно в истинном мышлении?

...Признать справедливость закона, составляющего ядро диалектики, в отношении логического процесса метафизик уже никак не может себе позволить. Запрет противоречия превращается в абсолютный формальный критерий истины, в априорный канон, в верховный принцип логики.

Эту позицию некоторые логики стараются обосновать ссылками на практику науки. Любая наука, если она столкнулась с противоречием в определениях предмета, всегда старается разрешить его. Не поступает ли она в таком случае согласно рецептам метафизики, которая всякое противоречие в мышлении считает чем-то нетерпимым, таким, от чего во что бы то ни стало следует избавиться? Метафизик в логике так и толкует подобные моменты в развитии науки. Наука-де всегда старается избавиться от противоречий, а вот в диалектике метафизик усматривает обратное намерение.

Рассматриваемое мнение основывается на непонимании, вернее, просто на незнании того важного исторического факта, что диалектика как раз и рождается там, где метафизическое мышление (т.е. мышление, не знающее и не желающее знать иной логики, кроме формальной) окончательно запутывается в логических противоречиях. Да и произвело их на свет оно именно потому, что упрямо и последовательно соблюдало запрет какого бы то ни было противоречия в определениях. Диалектика как логика есть средство разрешения таких противоречий".

"Старая логика, столкнувшись с логическим противоречием, которое она сама же произвела на свет именно потому, что строжайшим образом следовала своим принципам, отступает назад, к анализу предшествующего движения мысли, и старается всегда отыскать там ошибку, неточность, приведшую к противоречию. Последнее, таким образом, становится для формально-логического мышления непреодолимой преградой на пути движения мысли вперед, на пути конкретного анализа существа дела. Потому-то и получается, что "мышление, потеряв надежду своими собственными силами разрешить противоречие, в которое оно само себя поставило, возвращается к тем разрешениям и успокоениям, которые дух получил в других своих формах". Иначе и быть не может, так как противоречие появилось не в результате ошибки, и никакой ошибки в предшествующем мышлении обнаружить в конце концов так и не удаётся. Приходится уходить ещё дальше назад, в область неосмысленного созерцания, чувственного представления, эстетической интуиции, т.е. в область низших (по сравнению с мышлением в понятии) форм сознания, где противоречия действительно нет по той простой причине, что оно ещё не выявлено и не выражено чётко в строгом определении понятия и в языке... (Разумеется, никогда не вредно вернуться к анализу предшествующего хода рассуждения и проверить, не было ли там формальной ошибки. Такое тоже случается, и нередко. И здесь рекомендации формальной логики имеют вполне рациональный смысл и ценность. Может оказаться в результате проверки, что данное логическое противоречие есть всего-навсего результат допущенной где-то ошибки или неряшливости. Этого случая Гегель, конечно, никогда не думал отрицать. Он имеет в виду, как и Кант, лишь те антиномии, которые проявляются в мышлении в результате самого "правильного" и безупречного в формальном отношении рассуждения.)

Гегель же полагает, что противоречие должно быть не только выявлено, но и разрешено. И разрешено тем же самым логическим мышлением, которое его выявило в процессе развития определений понятия. Гегель по-иному трактует как происхождение, так и способ разрешения логических противоречий. Как и Кант, он понимает, что они возникают вовсе не в силу неряшливости или недобросовестности отдельных мыслящих лиц. В отличие от Канта он понимает, что противоречия могут и должны найти своё разрешение и не должны сохранять навсегда вид антиномий. Однако именно для того, чтобы мышление могло их разрешить, оно предварительно должно остро и чётко их зафиксировать именно как антиномии, как логические противоречия, как действительные, а не мнимые противоречия в определениях.

...Диалектика, согласно Гегелю, и есть форма (или метод, схема) мышления, включающая в себя как процесс выяснения противоречий, так и процесс их конкретного разрешения в составе более высокой и глубокой стадии рационального познания того же самого предмета, на пути дальнейшего исследования существа дела, т.е. на пути развития науки, техники и "нравственности", всей той сферы, которая у него называется "объективным духом""7.

Сравнивая это описание диалектического метода обнаружения и снятия противоречий, которое проводится Ильенковым в традиционном духе гегельянско-марксистского толкования диалектики, и наше вышеизложенное описание логического метода, которым пользуется герой классического детектива для разгадывания криминальных загадок, мы видим, что в своих основных чертах они вполне аналогичны друг другу. Таким образом, мы можем сделать окончательный вывод: метод Шерлока Холмса является диалектическим методом.

Теперь я хочу, в качестве иллюстрации, проанализировать с вышеизложенной точки зрения отдельные элементы сюжета повести Конан Дойла "Собака Баскервилей". Центральной загадкой повести является само существование собаки, заглавной героини повести. Перед читателем загадка выступает в виде противоречия: тезис - "Сверхъестественных явлений не существует"; антитезис - "Все данные говорят о том, что причиной смерти сэра Чарльза Баскервиля было существо из потустороннего мира, легендарная собака, которая на протяжении сотен лет была проклятьем рода Баскервилей". Это противоречие не было обнаружено Шерлоком Холмсом в результате скрупулёзного анализа фактов, читатель знакомится с ним уже в тот момент, когда доктор Мортимер впервые излагает историю смерти сэра Чарльза. Более того, это противоречие существует только для читателей и нескольких персонажей повести, но не для Шерлока Холмса. Можно сказать, что загадку, через голову Холмса, загадывает читателю преступник. И загадку действительно остроумную. На этот раз великому сыщику противостоит достойный противник. Если Шерлок Холмс использует диалектический метод для разгадывания загадок, то в этой повести преступник использует диалектическое противоречие для того, чтобы спланировать безнаказанное преступление.

В общем виде противоречие, послужившее основой хитроумного плана, не придумано Стэплтоном - оно существовало до него, существует и до сих пор - это противоречивость существования сверхъестественного в сознании цивилизованных людей нашей эпохи. Дьявол, адские силы, привидения существовали сотни лет, но в далёком прошлом, скажем пятьсот лет назад, статус их существования был совершенно иным, нежели сейчас. Когда господствовала поголовная вера в сверхъестественные силы, эти силы были вполне реальной неотъемлемой частью земного существования. Сверхъестественное было, так сказать, особым разделом реальности. Привидение было для средневекового человека так же реально, как король: оба они несомненно существуют в действительности, хотя увидеть их удаётся довольно редко. Соответственным было и поведение людей по отношению к сверхъестественному.

Несмотря на мощь адских сил и их опасность, с ними можно было бороться. Для того чтобы прогнать привидение, можно было отслужить молебен и освятить дом, после чего привидение исчезало. Если кто-то пользовался помощью сверхъестественных сил, чтобы вредить соседям, его можно было привлечь к суду и, доказав с помощью пыток его вину, сжечь на костре и т.п. Совсем другой онтологический статус имеют привидения в наше время. С одной стороны, мы совершенно уверены в том, что привидения не существуют, но с другой - представьте себе, что вы ночуете в старинном мрачном здании, за окном воет ветер и луна слабо освещает надгробья на заброшенном кладбище, слышны какие-то скрипы, шорохи, дверь медленно открывается и на пороге появляется фигура в белом фосфоресцирующем одеянии, издавая при этом какие-то замогильные звуки. Я думаю, что немногие из нас, не верящих в существование привидений материалистов, смогли бы подойти к этой фигуре твёрдым шагом и, схватив за руку, потребовать прекращения этой дурацкой комедии. Следовательно, если судить не по нашим словам, а по нашим поступкам, мы верим в существование привидений. Но с другой стороны - встав утром после этой кошмарной ночи, после которой у нас, казалось бы, не должно оставаться никаких сомнений в существовании привидений, мы не пойдём куда следует, и не заявим о зверском нападении на нас привидения, которому, вероятно, помогал находящийся в связи с дьяволом хозяин дома, и не потребуем сжечь этого хозяина на костре. Мы будем ломать голову над тем, что же это случилось с нами ночью и как это можно объяснить с рациональной точки зрения. То есть мы возвращаемся к тому, с чего начали: мы не верим в привидения. Единственный вывод, который можно сделать из этого мысленного эксперимента, это тот, что существование сверхъестественного в нашем сознании иррационально и противоречиво.

Именно на этом противоречии и строится план преступника. Его рассуждения можно выразить приблизительно так: преступление будет совершено с помощью собаки, все признаки которой свидетельствуют о её сверхъестественном происхождении. Тогда, если у расследующего это дело победит неверие в привидения, то версия о собаке будет отброшена и смерть Баскервилей будет приписана естественным причинам (болезни и т.п.). В этом случае будет решено, что преступления нет, и преступника искать не будут. Если же перевесит вера в привидения, тогда причиной смерти будет признана собака, но поскольку собака эта не от мира сего, то опять-таки преступления - в обычном понимании - нет, и преступника искать не будут. Поэтому для преступника выгодно любое решение следователя, примет ли он на веру тезис или антитезис исходного противоречия. И, судя по поведению доктора Мортимера, план преступника полностью бы удался, если бы не вмешательство Шерлока Холмса, который не только оказался последователен в отрицании существования привидений, но и сумел противопоставить диалектике преступника свою диалектику и найти рациональное объяснение этой таинственной истории.

В этой повести есть ещё несколько загадок. Одна из них - это происшествие с башмаками сэра Генри. Случай на первый взгляд просто нелепый, но это как раз та странность, противоречащая обыденности, которая при правильном её истолковании позволяет Шерлоку Холмсу убедиться в действительном существовании собаки.

И ещё один пример из повести, который показывает, какую роль может играть диалектическое снятие даже в элементарной интерпретации наблюдаемых фактов. На мой взгляд, это одна из наиболее изящных загадок у Конан Дойла. Рассказывая об обстоятельствах смерти сэра Чарльза, доктор Мортимер говорит, что, постояв у калитки, сэр Чарльз на цыпочках направился в сторону болот. Картина крайне странная: человек на цыпочках (подкрадываясь?) идёт в ту сторону, откуда он ожидает опасность, и в конце этого пути падает мертвым. В то же время эта картина неопровержимо подтверждается следами покойного - на мягкой земле отпечатались только следы носков его обуви, но нет следов каблуков. Однако всю странность этой картины Шерлок Холмс снимает одним словом: Он не шёл на цыпочках, он бежал. Описываемая ситуация сразу же становится осмысленной и понятной.

4. Заключительное определение детектива

В конце нашего анализа я хочу - вполне по Гегелю - вернуться к нашему исходному пункту: к определению детектива. Вначале мы определили детектив, как литературное произведение, в сюжете которого основную роль играет наличие загадки. Теперь, пользуясь результатами нашего исследования детектива, я думаю, мы можем дать более полное и точное определение этого жанра:

Детектив - это литературное произведение, в котором на доступном широкому кругу читателей бытовом материале демонстрируется акт диалектического снятия логического противоречия (решения детективной загадки). Необходимостью наличия в детективе логического противоречия, тезис и антитезис которого одинаково истинны, обусловлены некоторые характерные особенности детективного жанра - его гипердетерминированность, гиперлогичность, отсутствие случайных совпадений и ошибок.

5. Лестрейд, доктор Уотсон и Шерлок Холмс как олицетворение трёх уровней познания (догматизм, скептицизм, диалектика)

До сих пор все рассуждения, касающиеся детектива, были подчинены одной цели - доказать, как можно более убедительно, что ядром детективного сюжета является диалектическое снятие противоречия, и следовательно, детектив можно рассматривать как модель диалектического мышления. Теперь, когда эта цель, как я надеюсь, достигнута, мы можем обратиться к другим особенностям построения детектива, связанным с этим - основополагающим для нашей темы - утверждением. В последующих разделах будут рассмотрены некоторые категории и моменты мышления, играющие важную роль в диалектическом методе, и их отражение в детективном сюжете.

Действительно, если детектив, как утверждается в этой книге, представляет собой достаточно адекватную модель диалектического мышления, то картина мира, описываемого в детективных произведениях, должна в каких-то существенных чертах совпадать с тем образом действительности, который возникает при взгляде на неё с последовательно диалектической точки зрения. В этом случае сюжеты конкретных детективных произведений могут быть эмпирическим материалом, вполне пригодным для анализа связанных с диалектикой философских категорий и для выяснения диалектики реальных, происходящих в действительности процессов.

В данном разделе я хочу заняться одним, может быть не очень важным, но интересным аспектом обсуждаемой нами темы и обратить внимание читателя на то, что роли, распределённые Конан Дойлом между тремя постоянными персонажами "Записок о Шерлоке Холмсе" - самим Холмсом, доктором Уотсоном и сыщиком Лестрейдом, - удивительно точно совпадают с выделенными Гегелем тремя моментами логического мышления.

В "Энциклопедии философских наук" Гегель делит сферу логического на три основных раздела:

1) абстрактное или рассудочное;

2) диалектическое или отрицательно разумное;

3) спекулятивное или положительно разумное.

Если мы посмотрим на отношение к логике трёх вышеупомянутых персонажей, то мы увидим, что Лестрейд - поскольку он вообще мыслит - не выходит за пределы рассудочного мышления. Как правило, он даже не пытается логически проанализировать конкретную индивидуальную ситуацию, а просто действует по известному шаблону, именно так, как принято действовать в сходных случаях. Он как настоящая полицейская ищейка с огромной скоростью несётся по следу, не отрывая от него носа и не испытывая никакого желания посмотреть по сторонам, чтобы более широко оценить ситуацию. После этого он чрезвычайно озадачен, если след вдруг обрывается. В этом случае он вынужден вернуться в исходное положение, и если обнаруживает там какой-либо другой след - хотя бы и ведущий в противоположном направлении - он начинает преследование преступника по этому следу.

Лестрейд, в принципе, способен к рассудочному дедуктивному выводу и время от времени им пользуется (то есть более склонный к образному, дологическому стилю оценки ситуаций, он всё же выходит в сферу логического и рассуждает в ней вполне адекватно), но полученные таким способом результаты имеют для него абсолютную ценность. Он не способен одновременно воспринимать оба противоречащих друг другу суждения; если он считает какое-либо суждение правильным (истинным), то всё, что противоречит этому суждению отвергается им как "теории", "фантазии", "эти ваши штучки" и т.п. Такой - догматический - способ мышления вовсе не свидетельствует о глупости Лестрейда. На своём уровне он действует вполне разумно и в тех случаях, когда задача разрешима каким-либо общепринятым, известным криминологии способом (то есть, если существующий алгоритм, определяющий действия сыщика в подобных случаях, ведёт к цели), он может вполне успешно конкурировать с Шерлоком Холмсом.

В отличие от этого джентльмена, доктор Уотсон в своём мышлении поднимается на уровень "отрицательно разумного". Он ясно видит обе стороны противоречия одновременно и осознаёт, что как тезис, так и его отрицание обоснованы одинаково убедительными логическими выводами из фактов, истинность которых невозможно оспорить. Таким образом, он воспринимает противоречие как неразрешимую антиномию и своим изложением помогает осознать это читателю. В сюжете он занимает позицию, сходную с позицией читателя детектива: он с пониманием и интересом следит за развёртыванием загадки и действиями Шерлока Холмса.

Часто он не хуже Холмса улавливает противоречивость ситуации, хотя и воспринимает её скорее в форме противоречащих друг другу представлений, чем в форме логической антиномии суждений, но самостоятельно разрешить загадку, сняв противоречие и выйдя на новый уровень понимания ситуации, Уотсон не способен. Не случайно он занимает в рассказах место наблюдателя (во всяком случае он очень редко пытается предпринимать какие-то самостоятельные действия). Дело в том, что в своём отрицательно разумном моменте логическое мышление лишь подвергает сомнению (скептически отрицает) догматическую уверенность в себе рассудочного мышления, но сам по себе этот момент не даёт какого-либо нового положительного решения проблемы, и следовательно, основания для нового способа действий. Поэтому, если бы доктор Уотсон решился действовать самостоятельно, по своему разумению, он был бы вынужден, отвергнув как заблуждение один из членов видимого им противоречия, опуститься на уровень Лестрейда и действовать столь же догматически и шаблонно, поскольку оснований для более разумных действий у него нет.

На переход к новому "положительно разумному" пониманию проблем оказывается способным только Шерлок Холмс. Только в его мышлении все три описанных Гегелем типа мышления выступают как моменты цельного истинно разумного диалектического мышления. И поэтому именно ему принадлежит всё восхищение читателя. Благодаря Шерлоку Холмсу читатель не самоуспокаивается на стадии догматической уверенности в собственном здравом смысле, когда всё в мире кажется понятным, а о том, что неизвестно, можно прочитать в соответствующем справочнике, когда мир предстаёт не только рациональным и логичным, но и во всех своих проявлениях подчиняющимся той единственно правильной и единственно возможной логике, которая и есть логика моего (то есть читательского) рассудка. Но показав недостаточность рассудочного мышления, Шерлок Холмс не оставляет читателя и на той стадии мышления, когда оно, сформулировав неразрешимое противоречие, отрицает этим свои исходные предпосылки и от неудовлетворительного, узкого понимания ситуации переходит к полной неопределенности и отсутствию оснований для целенаправленного действия. Читатель без колебаний может следовать за Шерлоком Холмсом в эту тьму непонимания, поскольку он уверен, что Холмс не бросит его здесь, а сумеет преодолеть рамки шаблонного подхода к ситуации и вывести читателя к свету нового понимания, то есть к разгадке, которая обязательно должна быть в конце детектива.

Таким образом, если немного огрубить их роли, Лестрейд, доктор Уотсон и Шерлок Холмс занимают в рассказах позиции, соответствующие трём последовательным моментам диалектического мышления, которые можно описать как:

1) установление некоего факта и формулирование истинного суждения, образующего исходный тезис;

2) обнаружение факта, отрицающего тезис, и восприятие тезиса и антитезиса как одновременно истинных, хотя и противоречащих друг другу;

3) синтез отрицающих друг друга суждений благодаря новому пониманию проблемы и открытию точки зрения, диалектически снимающей противоречие тезиса и антитезиса.

6. Диалектика "открытия" и диалектика "изобретения": два типа детективного сюжета

До сих пор все наши рассуждения касались только одного типа детективного сюжета: назовём его сюжетом "открытия". В этом случае загадочное событие уже произошло и образующие загадку члены противоречия предстают перед нами как уже свершившиеся факты, как противоречивые данные о действительности. Поэтому целью ведущего расследование детектива является обнаружение - открытие - новой точки зрения, которая, хотя и меняет наше понимание фактов, но не может отменить их фактичность, их наличие в действительности. Диалектическое снятие противоречия происходит при этом только в нашем сознании, так как существовавшее до его снятия противоречие между суждениями было обусловлено нашей исходной точкой зрения на факты. Противоречие было не в вещах, а в нашем субъективном понимании вещей. В этом смысле диалектика "открытия" может быть названа "субъективной диалектикой".

Сюжет с "открытием" - это наиболее распространённый тип детективного сюжета, в котором детектив выступает как бы в роли учёного, исследующего некую загадочную, ещё непознанную реальность. В самой этой реальности факты, выступающие перед нами в виде противоречащих друг другу суждений, каким-то образом уже согласованы и логически непротиворечивы, о чём свидетельствует само их совместное существование. Наша задача состоит только в том, чтобы понять эту логику вещей и, сняв логическое противоречие, скорректировать свои представления о действительности, разгадав таким образом загадку.

Однако, существует и другой подход к диалектическому противоречию, и соответственно ему, другой тип детективного сюжета. Его можно назвать сюжетом "изобретения". Этот тип сюжета гораздо реже встречается в произведениях детективного жанра, тем не менее Конан Дойл, недаром считающийся классиком детектива, дал образцы и такого сюжета. В одном из его рассказов ("Скандал в Богемии") действие разворачивается таким образом, что пользуясь нашим ранее данным определением детектива, безусловно требующим наличия в нём загадочного происшествия с последующей разгадкой, мы должны были бы по чисто формальному признаку исключить этот рассказ из числа детективов - в рассказе нет никаких загадочных происшествий. В то же время интуитивно мы чувствуем, что этот рассказ, по существу, мало чем отличается от других произведений о Шерлоке Холмсе, и этот интуитивный вывод можно подтвердить путём анализа. Как и в любом детективе, в данном рассказе есть логическое противоречие и его диалектическое снятие, но они представлены в другом виде, а именно, в виде диалектики "изобретения". Суть дела состоит здесь в том, что Шерлок Холмс должен найти документы и фотографию, которые компрометируют его знатного клиента - короля Богемии - и которые прячет бывшая любовница короля, певица Ирэн Адлер. Роль загадки в данном сюжете играет следующее противоречие. Дама, выступающая здесь противником Шерлока Холмса, необыкновенно умна и сумела так спрятать документы в собственном доме, что никто кроме неё, даже самые опытные сыщики, не может найти тайника. Убедившись в этом, Шерлок Холмс сразу формулирует свою задачу в виде антиномии, то есть как исходно неразрешимую задачу, условия которой противоречат друг другу. Единственный человек, который может выдать фотографию, это та же самая дама, целью которой является не выдавать её. Таким образом, чтобы решить поставленную перед ним задачу, Шерлок Холмс должен придумать ("изобрести") способ, заставляющий противника действовать против собственных интересов и намерений. Казалось бы, при такой постановке вопроса великий сыщик исходно обречён на поражение. И всё же, благодаря своему остроумию и таланту, он находит решение, ведущее его к цели. По сути дела рассуждения Шерлока Холмса очень просты: Ирэн не отдаёт требуемую фотографию ни за какие деньги и не поддаваясь никаким уговорам, следовательно, она очень дорожит ею. Поэтому, если создать некую видимую угрозу существованию спрятанных документов, то она будет спасать их в первую очередь и выдаст этим местонахождение тайника. Шерлок Холмс инсценирует драку у ворот Ирэн Адлер и под видом раненого, которому нужно оказать помощь, проникает к ней в дом, заранее договорившись с доктором Уотсоном о том, что тот бросит в окно дымовую шашку и поднимет крик о пожаре. План Холмса полностью осуществляется и ему удаётся подсмотреть, как Ирэн бросается спасать фотографию, выдавая тем самым местонахождение тайника.

Мы видим, что в данном случае противоречие существует не между двумя утверждениями о действительности, как это было в ранее разобранных примерах, а между двумя требованиями к ещё не существующей (желаемой) действительности, которые не могут быть выполнены одновременно каким-либо известным общепринятым способом. К конкретному предмету (в данном случае к человеку) предъявляются одновременно два противоречащих друг другу требования: а) он должен всеми силами сопротивляться тому, чтобы показать тайник (поскольку этим человеком может быть только сама Ирэн Адлер, которая спрятала документы), б) он должен по своей воле показать тайник. Решение подобного рода задач заключается в конструировании (изобретении) такой ещё не существующей в реальности ситуации, в которой эти требования логически не противоречили бы друг другу.

Сымитировав пожар, Шерлок Холмс добивается своего: по-прежнему стремясь к своей цели - сохранить документы, - противник делает именно то, чего не хотел делать ни при каких обстоятельствах - выдаёт тайник.

Таким образом, несмотря на то, что в детективах этого типа загадка (в узком смысле) отсутствует, они всё же соответствуют нашему общему определению детективного жанра. В них присутствует диалектическое снятие противоречий. Можно рассматривать такие детективы, как некую противоположность детективам с классической загадкой, как их зеркальное отражение. Действительно, то, что с одной точки зрения выглядит как задача для изобретения, с другой точки зрения - после воплощения этого изобретения в реальность - будет выглядеть для наблюдателя, не знающего, в чём состоит суть изобретения, как классическая детективная загадка. Для пояснения можно привести остроумный сюжет рассказа, который был задуман его автором совсем не в детективной форме, но содержит то основное ядро, которое позволяет назвать рассказ детективом.

Вкратце, сюжет заключается в следующем: Молодой человек, умный, но очень бедный, замерзает зимой в нетопленой комнате, которую он снимает у хозяина. В комнате есть газовая печка, но для того, чтобы ею воспользоваться, нужно бросить в газовый счётчик монетку, под тяжестью которой сработает устройство, подающее газ. У героя рассказа нет ни одной монетки и перед ним стоит мучительная проблема - то ли ему продолжать мерзнуть, то ли решиться бросить в счётчик вместо монетки какую-нибудь металлическую гайку, но тогда хозяин, обнаружив назавтра эту гайку, со скандалом выгонит его на улицу. Таким образом, перед ним стоит задача изобрести нечто такое, чтобы, с одной стороны, бросить какой-то достаточно тяжелый предмет в отверстие счётчика, а с другой стороны, чтобы этого предмета не оказалось в счётчике, когда хозяин будет делать проверку. Молодой человек решает эту задачу, бросая в счётчик кусочки льда, которые должны растаять и испариться до прихода хозяина.

Ясно, что если описать это преступление (хищение газа) в обратной последовательности, то мы получим детектив с классической загадкой. В этом случае сюжет должен начинаться с того, что хозяин обнаруживает необъяснимую утечку газа, и вызванный им сыщик сталкивается с противоречивыми фактами. С одной стороны, газ несомненно израсходован, а с другой - у подозреваемого молодого человека нет физической возможности похитить газ, не оставив при этом улик. Фактически, для раскрытия тайны сыщик должен повторить изобретение преступника. Единственное отличие между этими двумя изобретателями заключается в том, что преступник может только надеяться на потенциальную возможность одновременного выполнения в реальности двух противоречивых требований, составляющих задачу изобретения, а сыщик может не сомневаться в выполнимости этого условия, поскольку это противоречие существует для него как эмпирический факт, как противоречивая действительность. В остальных отношениях стоящая перед ними задача одна и та же, она имеет одно и то же решение (диалектическое снятие одного и того же противоречия).

Довольно редко встречающаяся в детективах диалектика изобретения играет огромную роль в развитии реальных, происходящих в действительности процессах. Для ясного понимания этой роли важно провести чёткую границу между "открытием" и "изобретением", определяемую их отношением к действительности, их различным "онтологическим статусом". Для того чтобы совершить открытие, необходимо найти такую точку зрения, такую проекцию действительности, в плоскости которой исходное противоречие снимается. Но эта искомая плоскость, это измерение действительности существует и до открытия. Оно, можно сказать, "заполнено" какими-то предметами, событиями, фактами, суждения о которых (рассмотренные в других плоскостях, с других точек зрения) образуют исходное противоречие. Отношение "изобретения" к действительности существенно иное: измерение действительности, в котором будут совмещены противоречивые требования к предмету, не существует до возникновения изобретения. До его реализации действительность лишена этого измерения, и оно может существовать лишь как потенциальная возможность. Таким образом, всякое действительное изобретение не просто добавляет ещё один предмет в уже существующий мир, но и качественно меняет реальность, добавляя к ней новое измерение, новую координату. Благодаря изобретениям мир усложняется и развивается. В нём появляются предметы и процессы, невозможные в предыдущем (до изобретения) состоянии мира.

Практически все сделанные человечеством изобретения могут быть представлены как совмещение в одном предмете или процессе противоречивых требований к ним. Например, даже такая простая вещь как топор, может быть представлена как изобретение предмета (орудия), совмещающего в себе тяжесть и, следовательно, большой объём, массивность, необходимые для нанесения мощного удара, с тонкостью и остротой режущего лезвия. Ясно, что первобытные люди, сделавшие это изобретение, не знали диалектического метода и, вообще, ничего сознательно не изобретали. Они просто обнаружили камни с полезными для себя свойствами и научились выбирать их, а затем и целенаправленно производить подобные. Но, пусть и неосознанно, изобретение было всё же сделано, и благодаря ему человечество сделало шаг в своём развитии.

Этот пример также показывает, что для возникновения изобретения, а следовательно, для осуществления диалектического снятия противоречия, не обязательна деятельность человеческого разума, деятельность мыслящего субъекта. С этой точки зрения, развитие биологических систем (биологическая эволюция) и развитие других сфер реальности, не связанные с деятельностью человека и происходящие в результате действия природных сил, могут быть представлены как последовательные ряды изобретений, являющихся основой развития.

В качестве примера рассмотрим одно из биологических изобретений. Суть противоречия, на снятии которого возникло изобретение, заключается в следующем. У обладающих кровеносной системой организмов перенос кислорода тканям обеспечивается наличием в крови специального вещества-переносчика (кровяного пигмента, например, гемоглобина). При этом интенсивность газообмена прямо пропорциональна скорости тока крови через ткани и концентрации в ней переносчика, связывающего кислород. Поэтому для увеличения интенсивности всех процессов в организме, энергетически зависящих от притока кислорода к тканям, необходимо увеличивать концентрацию пигмента-переносчика в крови. Однако, с возрастанием концентрации переносчика увеличивается вязкость крови, а следовательно, резко снижается скорость её движения по сосудам. Таким образом, обеспечение повышенного газообмена с помощью простого количественного изменения одного из физиологических параметров (в данном случае концентрации переносчика) заходит в эволюционный тупик: после определённого предела дальнейшее увеличение концентрации переносчика ведёт не к возрастанию газообмена, а напротив, к его снижению. Мы видим, что в этой ситуации потребность в дальнейшем развитии системы ставит перед "изобретателем", роль которого здесь играет сама природа, задачу создать способ переноса кислорода, выполняющий два противоречивых требования - концентрация переносчика в крови должна быть повышена, а вязкость крови, возрастающая с концентрацией, должна быть снижена. Несмотря на то, что природа могла воспользоваться единственным доступным для неё на биологическом уровне способом решения задач, заключающимся в переборе случайно возникающих вариантов с закреплением оптимальных решений естественным отбором, задача была решена. Суть этого решения состоит в том, что переносчик был сконцентрирован в виде отдельных порций в особых клетках крови (эритроцитах). Это позволило добиться высокой концентрации переносчика, рассчитываемой на весь - включающий клетки - объём крови, при приемлемой вязкости крови.

Поскольку "изобретения" могут возникать без участия мыслящего субъекта, процесс развития какой-либо системы, в котором снимаются противоречия и возникают изобретения, вполне обоснованно может быть назван "объективной диалектикой" развития данной системы. Проводимое нами разграничение между субъективной и объективной диалектикой, между тем, что мы называем "открытием", и тем, что мы называем "изобретением", в достаточной степени условно. С одной стороны, всякое открытие представляет собой изобретение какой-то модели реальности, которая позволяет снять наблюдаемую в действительности противоречивость, то есть в определенном смысле открытие - это "повторное" изобретение того, что уже существует в действительности. С другой стороны, очень часто изобретения представляют собой перенесение в новую область способа снятия противоречия, открытого на каком-то другом материале. Тем не менее, между объективным и субъективным вариантами диалектики имеется, как уже говорилось, существенное различие. При этом граница между ними определяется не тем, участвует ли в процессе некий субъект, осознающий суть дела. Ясно, что открытие требует наличия познающего субъекта, но изобретение, как мы уже выяснили, может возникнуть как с участием субъекта, так и без него. Принципиальное различие между субъективной и объективной диалектикой заключается в том, что первая позволяет субъекту открыть для себя новое измерение действительности, но не создаёт этого измерения, в то время как реализация изобретения приводит к тому, что у действительности появляется новая грань, существовавшая до этих пор лишь в потенции, в виде нереализованной ("незаполненной" действительными вещами) возможности. Таким образом, каждое изобретение как бы увеличивает многогранность и многослойность действительности; увеличивает, если так можно выразиться, размерность действительности, подобно тому, как выход из плоскости ведёт из двумерного в трёхмерное пространство.

Одним из возможных примеров того, как развитие, натолкнувшись на противоречие и преодолев его, приводит к возникновению нового, может быть сам детектив, рассматриваемый как результат развития приключенческого жанра.

Не слишком, по-видимому, уклоняясь от действительной истории литературы, можно представить противоречие, разрешение которого привело к возникновению детектива, следующим образом. Основным конфликтом, на котором строятся сюжеты приключенческой литературы, можно считать противоборство героя с некими "злыми силами" (как природными силами, так и персонифицированными в злодеях), мешающими торжеству добра и справедливости. Для того, чтобы сюжет был захватывающим, силы, противостоящие герою, должны быть достаточно велики, так чтобы победа над ними требовала чрезвычайных усилий и совершалась на пределе человеческих возможностей. Можно видеть, что в таких требованиях к сюжету потенциально заложен тупик, в который неизбежно должно зайти развитие приключенческого жанра на этом - главном для него - направлении. Читатель, с интересом следивший при чтении одного романа за тем, как герой преодолевает встающие перед ним трудности, при чтении следующего романа будет требовать, чтобы герой преодолевал ещё большие трудности, иначе его интерес к интриге ослабнет. Но развитие приключенческого жанра в этом направлении, в сторону увеличения могущества "злых сил", которые должен победить герой, неизбежно ведёт к появлению героев со сверхчеловеческими качествами, и в конечном итоге герой вынужден быть фантастически сильным, смелым, ловким и т.п., то есть "героическим" в степени, доведённой до абсурда, теряя при этом сходство с реальными людьми и превращаясь в пародию на самого себя. Таким образом, стремление сохранить читательский интерес, осуществляемое авторами путём постоянного количественного усиления тех признаков, увеличение которых до сих пор стимулировало этот интерес, заводит жанр в тупик. Читателю становится неинтересно следить за приключениями героя, который, обладая сверхчеловеческими, не ограниченными никакой реальностью возможностями, легко справляется с любым (мыслимым или немыслимым) количеством противников.

Можно предположить, что к моменту зарождения детектива (ко второй половине XIX века) возможности развития приключенческого жанра в таком чисто количественном (плоскостном) измерении были исчерпаны. Чтобы этот жанр мог выжить, в нём должны были появиться "изобретения", переводящие противоборство героя с его противниками в другие плоскости и дающие возможность дальнейшего развития. Одним из таких изобретений и стал детективный сюжет, содержащий загадку и переводящий противоборство в интеллектуальную плоскость. Легко заметить, что по меркам приключенческого романа герой детектива не обладает какими-то особыми "героическими" качествами, в этом отношении он просто слабак, не имеющий никаких шансов на победу "злых сил". Авторы классических детективов хорошо чувствуют это различие между героями двух жанров и часто специально подчёркивают отсутствие физической силы, неуклюжесть, слабость и даже дряхлость персонажей, выступающих в роли главного героя детектива - великого сыщика. Достаточно вспомнить мисс Марпл у Агаты Кристи - милую старушку, расследующую самые зверские преступления во время вязания чулок и светской болтовни. Несмотря на свою физическую слабость, герой детектива - как и герой приключенческого романа - всегда побеждает своих, часто физически более сильных противников, поскольку в детективе его преимущества лежат в другой плоскости. Он одерживает победу над "силами зла" благодаря мощи своего разума, изобретательности, логике.

Так, благодаря сделанному многими авторами коллективному изобретению, приведшему к появлению нового жанра - детектива, приключенческой литературе удалось вновь завоевать интерес читателей. Важным достоинством нового жанра, по сравнению с жанром-родоначальником, является то, что его развитие в направлении увеличения достоинств героя (его интеллектуальной мощи) не имеет теперь количественного предела, поскольку сила ума - в принципе - безгранична и её фактические пределы зависят лишь от интеллектуальных возможностей и изобретательности авторов, пишущих детективы.

Найважливіше
з теорії детективу!

Знайомтеся з цікавими статтями і доповнюйте рубрику своїми теоріями та практичними історіями. Чекаємо на ваші листи за адресою: lit-jur-dnipro-zav.proza@kas-ua.com

Читати журнал "Дніпро" Статті

ОГОЛОШЕННЯ

До уваги передплатників!

Друкована та електронна версії журналу «Дніпро» виходять щомісячно!

Передплатити журнали можна:

на сайті:
www.dnipro-ukr.com.ua;

за телефоном:
(044) 454-12-80;

у відділеннях «Укрпошти».

ЦИТАТА ДНЯ

«Текст – це лише пікнік, на який автор приносить слова, а читачі – сенс»

(Цвєтан Тодоров)

УВАГА!!!

Пропонуємо всім охочим узяти участь у написанні літературно-критичних статей про нобелівських лауреатів.

Чекаємо на ваші роботи про Томаса Еліота до 31 липня 2016 року.

Найкращу статтю буде опубліковано на сторінках журналу.

Роботи надсилайте за адресою: lit-jur-dnipro-zav.proza@kas-ua.com (із позначкою "Нобелівка").